Вехи мои 7-9

Веха 7. Первые уроки.

Каким же будет мой первый урок?! Никогда не забуду наставления моего  учителя по педагогике Хрипкова Романа Михайловича: «Учителем может быть только тот, кто искренне, без фальши, любит детей. А вот полюбят ли вас ваши ученики, зависит от самого первого вашего урока, от первых ваших слов, которые вы скажете вашим ученикам. Но запомните, дети фальши не терпят!»
      Так каких же слов от меня ждут на первом уроке мои ученики? Первым уроком был урок географии в выпускном восьмом классе. После звонка я бодро открыл дверь, переступил порог класса и.… Тут я немного «труханул». Сердце ушло в пятки, и даже пот прошиб… Три ряда парт, в проходах стоят девчонки в белых парадных фартуках и мальчишки в костюмах. Двадцать два ученика! Мои первые ученики!
      Учительский стол стоит в противоположном от двери углу, так что пройти к нему пришлось практически через плотный ученический строй. Минуты две прошло в полном молчании, прежде чем я догадался сказать: «Садитесь», – и потом добавил: «Пожалуйста!»        
      Весь план урока вылетел из головы, я тупо уставился в конспект и пытаюсь собраться с мыслями. Наконец, немного придя в себя, я закрыл тетрадь с конспектом и сказал: – «Я буду вести у вас географию!» (ничего умнее не придумал).
    Всегда, в любом классе найдётся кто-то бойкий и задиристый. Только я успел произнести первую фразу, тут же последовал вопрос: – «И всё? А вы уже преподавали эту географию где-нибудь и когда-нибудь?»        
    – Нет… Вот вместе и будем учиться. Я буду учить вас, а вы – меня. Думаю, у нас получится хорошая команда. –     
       И я стал рассказывать ученикам, что изучает география, как наука, о Воронежской области, о дубраве и об оврагах, которые мы с друзьями детства излазили вдоль и поперёк. О городе Россошь, где я учился, о Россошанской плодово-ягодной станции, на которой мы, студенты, подрабатывали. О туристических походах, в которые я ходил, и об интересных приключениях, свидетелем которых был мой «походный друг» – рюкзак.
    Время пролетело неожиданно быстро. Прозвенел звонок, а я даже не успел познакомиться с ребятами по списку из классного журнала. По глазам восьмиклассников, в которых я увидел живой огонёк интереса к предмету, я понял, что своё «боевое крещение» я прошёл. А в журнале записал тему урока: «Введение в географию».
      По прошествии двух дней, во время составления плана работы с классом, один из учеников, Коля Николаев, задал мне вопрос:  
  – Пётр Лукьяныч (бесцеремонно сократил он моё отчество), а в походы мы с вами будем ходить?     
  –  Будем! – не  задумываясь и не чувствуя подвоха, ответил я.
  – А куда бы вы хотели пойти?  –
       И ребята рассказали мне, что за Домбар-горой, где стоит вышка, есть глубокие ямы-колодцы, в которых, по рассказам родителей, когда-то добывали золото. И что в Каменецке его даже мыли, была какая-то контора или фабрика от прииска из Кумака. 
     Я пообещал в ближайшие выходные туда сходить, а ребята пообещали показать дорогу. А чтобы куда-то идти, надо хоть немного об этом месте узнать. Таковы туристические правила. За информацией я обратился к моему первому знакомому, с которым меня познакомил за бешбармаком Н.Б.Тукаев – Садину Жаботаеву.   Он рассказал мне, что золото в районе Каменецка добывали в трёх местах, и  глубокие ямы-колодцы на Домбар-горе – есть не что иное, как старые шурфы золотоискателей. А на окраине Каменецка у трех тополей было небольшая золото промывочная фабрика. Золото небольшими партиями с охраной отправляли в контору в Прииск–Кумак. В ходе разговора мой собеседник рассказал, что сам он родом из посёлка Котлован. Там золотоносную руду добывали с глубины двадцати метров, после чего её на промывку привозили в Каменецк. Правда, тот посёлок просуществовал до 1940 года. Но следы этого поселения можно найти и по сей день.
       В воскресенье мой класс ждал меня с утра у школы. Туристического снаряжения (за исключением десятиметровой верёвки-аркана, выделенной нам С. Жаботаевым) у нас не было. Но всё же элементарные туристские правила были соблюдены: все в кедах, брюки заправлены в носки, у вех головные уборы, сухой пищевой паёк и фляжка с водой. В моём рюкзаке, помимо сухпайка, было суконное одеяло, верёвка, фонарик и железный костыль. Проверив снаряжение, мы тронулись в путь.  
     Перешли речушку, даже не замочив ноги, и уже когда стали подниматься по склону невысокого холма – Домбар-горы, Коля Николаев с ехидцей в голосе заявляет:  – «Пётр Лукьяныч, а у нас здесь ядовитые змеи – гадюки водятся».        –   « Так вот он, первый подвох от моих учеников»,  –  подумал я.  – «Вот об этом я не знал. Ну что ж, буду внимательно смотреть под ноги».  –
  После этого, отправляясь в поход, я всегда брал с собой «туристический посох»  – палку с меня высотой. Вот мы и на вершине Домбар-горы. Вот и вышка – деревянное сооружение высотой около пяти метров.        
 – «Пётр Лукьяныч, а зачем здесь эта вышка?»  – следует вопрос от учеников. Я уже знал, что это не что иное, как отметка абсолютной высоты. Определяются точные географические координаты этой точки, и этот обозначенный на местности «геодезический сигнал» используется в дальнейшем при составлении точных топографических карт, или для привязки к местности крупного строящегося объекта. Некоторые «геодезические сигналы» уже начали обозначать не вышками, а металлическими пирамидами. В народе их ещё называют «маяками». Абсолютная высота Домбар-горы всего – 381 метр. Всё это я объяснил тогда своим ученикам.
   –  «А откуда вы всё это знаете?»         
 – «Так ведь учиться надо, чтобы это знать»,  – ответил я.          
С верхней площадки вышки открывался изумительный вид на Каменецк, Подольск, Джарабутак. Видно  Брацлавку и  казахстанский посёлок Комсомольский. Гряды холмов, на которых россыпи кварца белого, жёлтого, розового камня-щебня. Лощины, кое-где переходящие в балки, и овражки с зелёным ковыльно-разнотравным покрытием – всё это заставило меня вспомнить документальный фильм «Мугоджары», просмотренный на одном из уроков землеведения в педучилище.

 Да, действительно,  вот он передо мной – Урал седовласый, «опорный край державы, её добытчик и кузнец»…

      Вблизи Домбар-горы мы нашли два колодца-шурфа. Довольно глубокие. Мы замерили глубину – три и пять метров. Закрепили верёвку, забив в землю костыль. Навязав на верёвке узлы, я стал спускаться в колодец-шурф.                     –  «Хорошо, что в училище занимался спортом и умею хорошо лазить и по канату и по шесту»,  – подумал я про себя.        
Я исследовал стенки шурфа, используя фонарик. Взяв несколько обломков горной породы, поднялся наверх. Ничего интересного, Камни были белые и розовые, покрытые зелёным налётом. Один из камней был с жёлтыми блёстками.
 – «Вот оно, золото!»  – в один голос воскликнули мои спутники.

  Я не стал их разочаровывать сразу, ещё будет время.

После экскурсии на Домбар-гору (это первая достопримечательность окрестностей Каменецка) мы вернулись к реке Жарлы. Вернее, к озеру-старице в старом русле реки, напротив знаменитых трёх тополей на окраине села. Озеро серповидной формы, длиною около тридцати и шириною до восьми метров. У берега растут в воде белоснежные лилии и жёлтая кубышка. Растёт стрелолист – значит вода здесь чистая. Здесь мы и устроили привал – пикник. Я рассказывал ребятам о своём школьном детстве, о своих увлечениях, истории из прочитанных книг, а читал я много, особенно увлекался историческими романами. Ученики рассказывали мне о своих увлечениях и стремлениях…        
 Домой возвращались гордые – как же, нашли «золото»! Каково же было разочарование моих компаньонов, когда на  следующий день я рассказал им, что нашли мы не золото, а обыкновенную горную породу. Жёлтые же блёстки указывают на то, что эта порода – медесодержащая, медный колчедан. И показал им аналог из коллекции полезных ископаемых, которая была в школе.
   Значительно позже, геологические исследования показали, что по всему водоразделу от Джарабутака через Домбар-гору до Шевченовки на глубине трёх-пяти метров и глубже залегают медно колчеданные руды. И Джусинское месторождение, которое сейчас разрабатывается под Теренсаем, тоже лежит на этой косе. А золото?  Его присутствие связано с кварцевыми жилами, которые пронизывают горные (рудные) породы.
 Это был  мой первый поход по окрестностям Каменецка. Это было первое тесное общение с природой Адамовского края. Это были мои первые педагогические уроки и краеведческие изыскания.

Учительскому мастерству я учился у своих первых наставников – у Риммы Павловны Макагон и Раисы Васильевны Дмитрюк.         
Это они научили меня умению не создавать конфликтные ситуации с учениками. Это они давали мне уроки практической педагогики и возрастной психологии. Это они учили меня общению с коллективом, а класс – это коллектив. Учитель должен быть прежде всего наставником, старшим другом ученика, быть с ним на равных, а не принижать детей, уважать их достоинство. « Ребёнок – это личность! Маленькая, но личность! На своих учеников нельзя обижаться, они же дети!» –  учили они меня. Эти слова наставников легли в основу  всего моего дальнейшего педагогического пути.

 Многое я почерпнул и у моего директора школы Тукаева Насыржана Бектаевича.

            Веха 8. Та самая, моя единственная!        
 Каменецкий сельский клуб! С ним у меня связано много воспоминаний. Есть и такие, которые никогда не  стереть из памяти…       
Здесь в клубе, я познакомился с той самой единственной, которая стала моей судьбой, смыслом моей жизни, с той, которая стала моей женой...
   Как-то уже после уборки, во второй половине октября, в клуб привезли хороший кинофильм. На его просмотр собрались и люди постарше, и молодёжь. Как всегда, на последних рядах – группа девушек (они всегда здесь сидят), но одна из них оказалась для меня незнакомкой. Я прошёл вперёд к своим односельчанам. А затылком чувствую чей-то взгляд, и всё тут. Полуобернувшись, я на пару секунд встретился взглядом с той самой незнакомкой…   

Погас свет и пошли титры фильма. Какой фильм, о чём он, что там, на экране – для меня уже не имело никакого значения. В голове, как заноза, засела мысль: кто она, к кому приехала? Мне непременно надо с ней познакомиться, но как? Почему я почувствовал её взгляд? Как будто какая-то искра прошила пространство между нами!       
   Я вспомнил, как однажды нам с Колей Козыревым (мы были студентами педучилища) на базаре в гор. Россошь встретилась молодая цыганка, по сути, ещё девочка. Совершенно бесплатно  она нагадала, что Я нежданно-негаданно повстречаю свою суженую, и она будет единственной моей любовью на всю жизнь. Так может, это и есть та, моя единственная?!    А вот другу моему гадать не стала…
   В этот день танцев в клубе не было – кино-то было двухсерийное. Так, что хочешь, не хочешь, а идти домой надо… Чуть впереди – группа девчат и та, которая меня приворожила. Но как с ней познакомиться?!  

Тихо хрустит под ногами иней-снежок…(в том году он выпал чрезвычайно рано – 3-го октября). Довольно хороший морозец пощипывает нос. Девушка поворачивает вниз по улице… И – одна!.. Я быстро догоняю её. Вот он, мой шанс! Откуда только смелость взялась!..  
  – «Знаете, а мне очень хочется узнать, как вас зовут!» –          
Но девушка лишь мило улыбнулась в ответ! Всё, пропал! Обворожительная улыбка пленила меня намертво. Я читал ей какие-то стихи Роберта Рождественского, отрывки из Евгения Онегина.

 – Итак, она звалась Татьяной,  – начал декламировать я, вконец растерявшись, узнав, что именно так и зовут мою спутницу… Морозец давал о себе знать. Не будешь же девушку морозить. Тем более, что мы подошли к её дому. Поэтому оставалось лишь  распрощаться, сказав « до скорого». А про себя добавил: «Милая моя».
   Вторая наша встреча произошла ровно через две недели, на проводах юношей-призывников, в числе которых был и я. В ту осень 1968-го совхоз «Брацлавский» новобранцев в армию провожал торжественно, в Брацлавском сельском клубе. Со сцены со словами напутствия в адрес  призывников выступили участники ВОВ директор совхоза Урюпин Григорий Иванович и женщина-фронтовичка Галина Михайловна Салахутдинова, Председатель сельского Совета, фронтовик  Василий Павлович Астаев, секретарь райкома КПСС Сучков Павел Ильич. Каждому призывнику вручили небольшие памятные подарки. И, конечно же, нас поздравили участники художественной самодеятельности  совхоза во главе с прекрасным баянистом и обладателем бархатного тенора Виктором Петровичем Мазуровым.       

 А после – долгая просёлочная дорога домой, в Каменецк, на тракторной тележке трактора «Беларусь». В то время это было осеннее транспортное средство, половину которого занимала крытая брезентом будка с двумя скамьями впереди и постеленным на днище сеном. Само собой, рядом со мной оказалось свободное место, и я пригласил сюда прекрасную незнакомку Татьяну, ведь, в сущности, кроме имени я о ней ничего не знал.        
  Ехали молча, каждый думал о чём-то своём, сокровенном, или же в полголоса что-то рассказывал соседу. Мне почему-то хотелось вот так ехать и ехать с этой девушкой рядом, смотреть в звёздное небо и думать о ней. Хотелось сказать ей что-то очень хорошее, но не находилось слов. Как-то само собой вышло, что я приобнял Танюшу за плечи, слегка прижал к себе и… осторожно поцеловал.       

  – Ты что?  – изумилась она.  – Не надо!  –    
 но не отстранилась, а долго, не отрываясь, смотрела на меня своими необыкновенными, широко распахнутыми в изумлении глазами… Колёса тележки-прицепа прошли последние метры пути...      
В ту осень меня не призвали в Советскую Армию. В Оренбурге дали отсрочку до весны – всё-таки учитель сельской школы. Но и Каменецк покинуть я уже не мог. Крепко же меня зацепило! Образ Танюши, её светло-серые глаза, чуть  подёрнутые дымкой, излучающие необыкновенное тепло, её обворожительная, такая милая улыбка, гордо посаженная головка, точёная миниатюрная фигурка полностью захватили меня. Мне  хотелось просто взять девушку за руки, заглянуть в её бездонные, как два озерца, глаза и… просто раствориться в них… 

   Всё, дорогой! Ты пропал! Ты влюбился с первого взгляда и бесповоротно! Оказывается, так бывает…      

    Таня меня почему-то избегала. Однако 1-го марта 1969 года я пригласил её погулять. Мы просто бродили по улицам ночного села и говорили, говорили буквально обо всём. У Татьяны было какое-то повышенное чувство справедливости. Она не любила фальши, лицемерия, злословия. Я хотел, хочу видеть её каждый день, каждый час, каждую минуту…  
      3-его мая мне опять вручили повестку в армию. Танюша провожала меня до Адамовки.        

     До общего построения в военкомате два часа на то, чтобы постричься «под ноль» (тогда так нужно было). Татьяна ещё говорит нам ( со мной ещё один парень-призывник в парикмахерской снимал свои кудри): – «Вот, пострижётесь, а вас ещё могут и оставить».  – 

      - Да типун тебе на язык, ещё накаркаешь!  –

 Но перед самой отправкой меня вызвал военный комиссар района майор Лебедев и сообщил, что мою отправку  отложили до осени. Домой нас с Таней доставило то самое знаменитое «грузотакси» по уже знакомой дороге-грунтовке.                   

 Первым делом, заехав  в Брацлавку, я купил в магазине берет на голову, она-то «лысая»!
 Закончился мой первый учебный год в качестве  учителя, и я уехал на родину в свой первый трудовой отпуск. Но уже знал, что не смогу выдержать в разлуке с любимой даже месяц. И не выдержал, приехал! В общем, осенью мы сыграли скромную свадьбу. А через несколько дней я был призван в ряды Советской Армии. Майор Лебедев, военком района, ещё пошутил перед отправкой на сборный пункт: – «Ну, призывник Дреев, ты, наверное, уже женился!» – и, услышав утвердительный ответ, добавил: – «Ну, теперь всё! Больше отсрочки не будет!». Так и получилось.  Уже 20 ноября эшелон с призывниками умчал меня на восток страны до Красноярска.

                Веха 9. Армейская закалка.
        

Моя солдатская жизнь началась в городе Красноярске, в образцово-показательной части  Сибирского военного округа, в так называемой школе младших авиаспециалистов (ШМАС), в «учебке». Вот где  пригодилась спортивная выучка, которую я получил в педучилище, у преподавателя физкультуры Сибирко Александра Фёдоровича. Вот где вспомнились его десятикилометровые лыжные кроссы!  Вот где помогла выносливость и закалка, которую я приобрёл, совершая с сокурсниками пешие трёх-пятидневные турпоходы по своей Воронежской земле.       

     Свою первую благодарность от командира войсковой части  получил, прослужив чуть больше месяца. И даже не за отличие по службе, а за то, что на «гражданке» я был учителем.

     А дело было так… Где-то 25 декабря, просмотрев моё личное дело, вызывает меня в кабинет командир роты капитан Голубев и говорит:  –  «Так ты на «гражданке» учителем был? У нас на территории военного городка есть наш подшефный детский садик. У них 27-го числа Новогодний утренник, вот ты и направляешься туда Дедом Морозом. И чтобы утренник прошёл на высоком уровне! Вот тебе пропуск на КПП. Сегодня репетиция до 10 вечера. Ужином тебя там накормят».  –

 Мне оставалось только сказать по Уставу: – Есть!  – и «кругом, шагом марш!»…

     Утренники, а их – два, в детском саду я отыграл как надо. Кстати, среди гостей на них оказались командиры роты и части. Но на этом моя служба артиста не закончилась. 31-го декабря я вновь облачился в костюм Деда Мороза. По традиции, служащих воинской части поротно поздравлял с Новым Годом лично полковник Талаллай вместе с начальником политотдела. У командира нашей роты возникла идея: построение личного состава роты проведёт и сдаст рапорт командиру части не командир роты, а курсант в костюме Деда Мороза. И вот рота в полном составе построилась в ожидании командира.

   – Рота, смирно! Равнение направо! – громко и чётко отдаю я команду, и в костюме Деда Мороза, строевым, чеканя шаг, с отданием чести, иду навстречу командиру части.

  – Товарищ полковник! Четвёртая рота по случаю приветствия с наступающим Новым, 1970-м годом построена… По поручению командира роты, капитана Голубева – Дед Мороз курсант Дреев. –

   Полковник Таллалай поздравил всех с праздником, пожелал успехов в боевой и политической подготовке, а затем неожиданно скомандовал:

   – Рота смирно! За проявленную инициативу, смекалку и отличное выполнение поручения по проведению новогодних утренников в нашем детсаду, объявляю  Деду Морозу курсанту Дрееву благодарность!  –

    – Служу Советскому Союзу! – по Уставу отчеканил я. 
     Окончив ШМАС на «отлично» я был оставлен здесь в учебном полку в роте постоянного состава, которая обслуживала полигон боевой техники, где отрабатывали и доводили до автоматизма практические навыки курсанты «учебки» под руководством инструкторов. А инструкторами были мы, кого оставили служить здесь. В боевые подразделения направлялись только специалисты высокого класса.  
           В декабре 1970 года в войсках ВВС Красноярского гарнизона проходили учения. Наша воинская часть вместе с ротой постоянного состава, а также вся боевая техника «полигона», совершив 35-километровый марш, развернулась на боевых позициях в предгорьях Саян.

    Вот уже заданы цели,  и, по команде, «на перехват» поднята в воздух эскадрилья истребителей Канского авиационного полка… И в этот момент заклинило  поворотник  антенны-сетки нашей локационной станции. Успех боя решали какие-то 4-5 минут. За это время я с мл.сержантом Барковым – уже на крыше станции, ломиком поднажав шестерню поворотника, успеваем вручную  устранить причину – попавший во время марша на шестерню поворотника небольшой камушек.  И уже внутри станции до нас дошло, в спешке забыли отключить кое-что… А уже 30-го декабря приказом по части за проявленную смекалку и смелость при ликвидации неисправности на станции системы наведения во время полковых учений нам в качестве поощрения был предоставлен краткосрочный отпуск на родину. В общем, 31 декабря в 6 часов вечера я был в самолёте, Новый, 1971, год  встретил в аэропорту «Кольцово» города  Свердловска, а 2-го января я обнимал жену Танюшу в ставшем мне родным Каменецке.

    Танюша! Моя милая Татьяна! Не проходило и дня, чтобы я не вспоминал свою единственную. Я хранил в памяти каждую нашу встречу, наши любимые места в Каменецке, нашу скамейку у двора, наш белый камень-останец, с которого мы смотрели в ночное ярко-звёздное небо, мечтали о будущем и где я однажды подарил своей любимой звёздочку в созвездии Большой Медведицы. 

    Я писал жене тёплые и нежные письма буквально каждый день. Не помню уже, какие слова я находил для неё ежедневно, но находил, они сами ложились на бумагу (эти письма мы с Таней потом сожгли, чтобы никто не прочитал; уж очень они личные).

    Как-то на День 35-летия Победы в клубе части был большой праздничный концерт. Мне с сослуживцем Пермяковым Женей тогда вручили значки «Специалист второго класса». Представляя меня приехавшей жене, Евгений  сказал: – «Это Дреев Пётр, мы с ним в казарме рядом спим. Только он у нас немного того – поэт… Представляешь, каждый день пишет своей жене.  И о чём можно?!.».  – Но супруга сослуживца меня поддержала, сказав, что тоже хотела бы получать чаще письма от мужа, а не раз в три недели.

     …А я в письмах разговаривал со своей любимой. Так я чувствовал её рядышком, так она помогала мне переносить всю нагрузку солдатской службы. А нагрузка была ох какая! Всё-таки часть, где я служил, была образцовой!..
   …Отпуск мой пролетел как один день. А в ночь накануне отъезда у меня открылось желудочное кровотечение, и оказался я на больничной  койке в Адамовской ЦРБ. Странно, но рентгеновское обследование язвы не показало. Зато врач-рентгенолог обнаружил «кое-что интересное»… Стали меня расспрашивать про солдатскую службу и, узнав, в каких войсках я служу, экстренно сделали  переливание крови (используя донорскую), восполнили кровопотерю, и отправили в госпиталь г. Красноярск с сопроводительным письмом по месту службы.

    В общем, в свою часть я уже не вернулся. А после трёх месяцев в Красноярском госпитале я ещё столько же провёл в окружном госпитале города Новосибирск (всё-таки облучился высокими частотами), и был признан «годным к нестроевой в мирное время». Выписавшись, получил от врачей рекомендацию о необходимости поправки здоровья мягким, полусухим-полувлажным климатом неподалёку от моря. Сюда попадает Ростовская область России, а также Луганская, Днепропетровская и Кировоградская области Украины. Мы с Танюшей выбрали Морозовский район Ростовской области. Так в моей биографии появился хутор Вербочки на вотчине донских казаков Не правда ли, весьма нежное, поэтическое и символическое название села?!